Штайнер сценарии жизни людей читать. Клод штайнерсценарии жизни людей. Половые роли и семья

ЭРИК БЕРН

Эрик Берн был сорокашестилетним врачом-психиатром, когда отказался от дальнейшего обучения психоанализу после пятнадцати лет работы в этом русле.

Он отказался от дальнейших усилий в этом направлении, после того как в 1956 году Институт психоанализа Сан-Франциско отказал ему в членстве в качестве психоаналитика. Вероятно, этот отказ был для него болезненным, но зато подтолкнул к осуществлению давнего желания внести свой вклад в теорию психоанализа.

Он никогда не рассказывал о том, как это произошло и как он воспринял отказ, возможно, потому, что сердился на них. Я подозреваю, что это случилось потому, что он был недостаточно верен психоаналитической концепции (и он не был ей верен, когда я встретил его два года спустя). Он считал, что терапевт должен играть более активную роль в процессе терапии, чем это позволялось психоаналитической концепцией.

В течение десяти лет он исследовал проявления интуиции. Его интерес к этому вопросу зародился, когда он в качестве армейского психиатра принимал десятки мобилизованных каждый день. Чтобы развлечься, он придумал игру. Она состояла в том, чтобы угадать профессию человека по его ответам на два вопроса: «Вы нервничаете?» и «Вы когда-нибудь раньше были на приеме у психиатра?»

Берн обнаружил, что может довольно точно угадать профессию пришедшего к нему человека, особенно если он механик или фермер.

Это открытие привело к написанию Берном ряда статей об интуиции, которые, в свою очередь, привели к развитию теории транзактного анализа.

Когда Эрик Берн учился на врача, его научили диагностировать «психопатологию», применять к пациентам психиатрические понятия и без угрызений совести навязывать им свои цели. Следовательно, для него не было обычным делом прислушиваться к своей интуиции.

Именно тогда, как он часто говорил потом, он решил отказаться от той «ерунды», которой его учили, и «начать слушать, что говорят ему пациенты».

Так он начал использовать интуицию в терапевтической работе. Вместо того чтобы пользоваться понятиями и категориями традиционной психиатрии и с их помощью решать, что пришедший к нему человек является «латентным гомосексуалистом» или «параноидным шизофреником», он повернулся к личности пациента и стал собирать информацию о нем, опираясь на интуитивное восприятие.

Например, пациента-мужчину, которому раньше Берн поставил бы диагноз «тяжелая латентная гомосексуальность», он теперь интуитивно воспринимал как человека, который чувствует себя «как если бы он был маленьким мальчиком, который, будучи обнажен и сексуально возбужден, стоит перед старшими, мучаясь от невыносимого стыда и ужасно краснея». Берн стал называть такие образы образами эго. Здесь важно заметить, что ключевая разница между образом эго и диагнозом в том, что источником образа эго является информация, исходящая от клиента, а диагноза - исходящая от самого психиатра и его наставников.

Берн продолжал пользоваться интуитивными образами эго в терапии и скоро обнаружил, что отношение к клиентам в контексте их чувств и опыта больше помогает им, чем отношение к ним в рамках психиатрического диагноза.

Со временем Эрик Берн стал видеть в каждом клиенте образ эго, связанный с детством человека, и включать в «историю болезни» его детские переживания, которые проявились во время беседы. Детский образ эго одной из пациенток был «маленькой девочкой со светлыми волосами, стоящей в саду, обнесенном забором, среди цветущих маргариток», одного из пациентов - «мальчиком, которому страшно, потому что он едет в машине с разозленным отцом, который ведет ее на предельной скорости».

Эрик Берн понял, что образы эго есть у каждого человека, и назвал их состояниями эго. Он увидел, что «детское» состояние отличается от «взрослого», которое является своеобразной «вывеской» и потому наиболее заметно. Позже Берн стал различать два «взрослых» состояния, одно - рациональное, которое он назвал Взрослым, и другое - не обязательно рациональное, которое он назвал Родителем, потому что оно, как правило, было скопировано человеком с его родителей.

Берн продолжал наблюдать за пациентами, стремясь забыть то, чему его учили. Так он открыл значимость поглаживаний и структурирования времени. Он увидел транзакции, игры, времяпрепровождения и, наконец, сценарии. К концу 60-х годов его теория была развита почти полностью.

Он перестал ставить пациентам диагнозы. Берн часто шутил, что клиенту, который проявляет меньше инициативы, чем терапевт, ставят диагноз «пассивно-зависимый», а проявляющему больше инициативы, чем терапевт, - «социопат».

Берн поддерживал теоретические связи с психоанализом, но они со временем становились все слабее, а из его групповой работы психоанализ очень быстро исчез полностью.

В первые годы своей работы Берн считал, что транзактный анализ хорош для формирования «социального контроля» («настоящую» терапевтическую работу он в то время считал прерогативой психоанализа). Затем его убеждения изменились, и он стал считать, что основную терапевтическую работу выполняет транзактный анализ, а психоанализ необходим при работе со сценариями. Еще позже анализ сценариев Берна окончательно утерял психоаналитические черты, и тогда его «психоаналитическое мышление» стало проявляться лишь от случая к случаю, при клиническом разборе.

СЦЕНАРИИ

Во времена зарождения транзактного анализа Эрик Берн еще применял методы, принятые в психоанализе. Это значит, что он практиковал индивидуальную терапию и что пациент во время сеанса лежал на кушетке, а Берн проводил скрупулезный анализ его личности. Его работа во время терапевтической сессии включала и анализ сценариев. Теория сценариев была частью теории транзактного анализа с самого начала. В своей первой книге о транзактном анализе Берн пишет: «Как мне кажется, игры - это всего лишь разрозненные сегменты б ольших и более сложных наборов транзакций, которые называются сценариями… Сценарий - это сложный набор транзакций, по природе своей периодичных, но не обязательно повторяющихся в случае, когда для исполнения сценария требуется вся жизнь… Цель анализа сценария - остановить спектакль и поставить вместо него другой, лучший».

Берн в то время считал, что сценарий является результатом компульсивного повторения (психоаналитическое понятие, которое говорит о том, что люди стремятся снова и снова переживать несчастливые события своего детства). Поэтому он ставил перед собой задачу в процессе сценарного анализа освободить человека от необходимости переживать одно и то же событие и помочь ему найти новый путь. Берн придерживался того мнения, что групповая терапия дает больше информации о сценариях, которые управляют поведением человека, чем индивидуальная. Тем не менее он чувствовал, что «так как человеческие сценарии сложны и полны идиосинкразий, для полноценного анализа недостаточно одной групповой работы», и стремился сочетать групповую работу с индивидуальной, во время которой он старался прояснить то, что проявилось у человека в группе.

Таким образом, Эрик Берн практиковал анализ сценариев с того самого момента, когда открыл их существование, но в основном в индивидуальной работе. С течением лет он постепенно отказался от содержательного аспекта психоаналитического метода, сохранив при этом формальный: индивидуальный сеанс, проводимый один или два раза в неделю, во время которого он занимался анализом сценариев.

Время от времени Эрик представлял коллегам фрагмент анализа сценария, над которым он работал в тот момент, и на этих разборах речь обычно шла о людях, которые снова и снова следовали неким стереотипам поведения, либо о людях со сценарием, в котором было заранее записано, сколько лет они проживут.

СЦЕНАРИЙ ЭРИКА БЕРНА

Я познакомился с Эриком во вторник вечером в 1958 году в его кабинете на Вашингтон-стрит. Я не помню, о чем мы с ним говорили, но я точно помню, что, когда я уходил, он подошел ко мне и сказал: «Ты хорошо говоришь. Я надеюсь, ты придешь еще».

Я пришел. И в течение следующих лет мы постепенно стали ближайшими друзьями. Наши отношения строились медленно. У нас бывали трудные времена, когда мне хотелось уйти и больше не видеть Берна, но бывали и прекрасные моменты. В последний год его жизни наши отношения были особенно прочными, и я благодарен за то, что перед смертью Эрика мы чувствовали друг к другу глубокую привязанность.

Приблизительно в 1967 году Эрик Берн начал проводить по четвергам, с половины девятого до десяти вечера, встречи с группой людей, заинтересовавшихся его методом. На деле вечер кончался, когда все расходились по домам (порой это случалось под утро).

Он почти всегда присутствовал, кроме редких случаев чтения лекций или болезни. Он записывал многие из этих семинаров на пленку. О теме семинара мы договаривались заранее. Если не находилось желающих выступить, Эрик выступал сам. Иногда он читал отрывки из очередной книги, о которых присутствовавшие затем высказывали свое мнение, иногда рассказывал об одном из недавних сеансов групповой или индивидуальной терапии.

На этих встречах запрещалась профессиональная мистификация, равно как и любые формы напыщенности, - ерунда, по выражению самого Берна. Если в его присутствии кто-то из коллег начинал сыпать медицинскими терминами, он терпеливо дослушивал до конца, а затем, затянувшись из трубки и подняв брови, резюмировал: «Это все отлично; но я понял только то, что вы не вылечили своего пациента».

Он не допускал словоблудия, он настаивал на понятных словах, коротких предложениях, лаконичных текстах и кратких выступлениях. Он ввел запрет на употребление прилагательных «пассивный», «враждебный» и «зависимый» по отношению к пациентам и поощрял использование глаголов в описаниях людей. Он считал слова, оканчивающиеся на «к» («маньяк», «алкоголик», «шизофреник»), особенно оскорбительными.

Берн делал все для того, чтобы во время совместной работы его Взрослый и Взрослые его коллег были активны и работали на пределе своих возможностей. Он осуждал использование терапевтами в групповой работе физических контактов, распитие кофе и алкогольных напитков во время встреч и внезапные озарения как способ переключения внимания на себя. Во время научных конференций он не допускал уклонения от участия (в виде извинений), приукрашивания (с помощью громких слов), отвлечения от сути (путем предложения блестящих идей и гипотетических примеров) и употребления напитков.

Он проводил вторник и среду в Сан-Франциско, где у него была частная практика и он работал консультантом, после чего возвращался в Кармел, где он писал книги и вел еще одну практику. Он проводил выходные в Кармеле и ходил на пляж при каждой возможности.

Похоже, его главной задачей было писать книги. Я думаю, он ставил это выше всего в своей жизни.

Он был человеком с принципами; свою книгу «Транзактный анализ в психотерапии» он предварил следующим посвящением: «In Memoriam Patris Mei David Medicinae Doctor Et Chirurgiae Magister atque Pauperibus Medicus». («Памяти моего отца Дэвида, доктора медицины и магистра хирургии». - Примеч. пер.)

Такое описание его отца ярко иллюстрирует жизненные принципы Эрика.

Его всегдашней целью было лечение пациентов. Поэтому у него вызывали отвращение разного рода заседания и определенная литература, цель которых, как он чувствовал, была в оправдании post hoc (плохо сделанной работы).

Он гордился честной бедностью своего отца, который был сельским врачом. Берн плохо относился к людям, главная цель которых - сделать деньги, а если он чувствовал, что кто-то из его коллег изучает транзактный анализ, чтобы получить доход, то не стеснялся критиковать и бранить его. Он часто проверял нас в Сан-Франциско, оглашая заявки на чтение лекций по транзактному анализу, за которое не предусматривалось никакого вознаграждения, и смотрел, кто из слушателей соглашался, а кто - нет. Он вел подробный счет деньгам и прощал себе излишние траты (например, лишние 25 центов, отданные за соус в ресторане, или стоимость новой рубашки) только после того, как бухгалтер убеждал его, что, если бы Эрик не потратил свои деньги сам, их потратил бы Дядя Сэм. Мне кажется, он хотел жить в достойной бедности (ключевое слово - «достойной»).

Он был очень привержен врачебному братству и стремился поддерживать связи с врачебной традицией. Я думаю, что именно эта приверженность удерживала его Родителя от критики медицины и психиатрии в целом, в то время как Ребенок Берна вовсю потешался над методами отдельных членов медицинского сообщества.

С другой стороны, он был просто дьявольски остер на язык. Чувство юмора проявлялось во всем, что он писал, например в названии статьи «Кто такой Кондом?» (правильно, кондом - это контрацептивное средство).

Он был застенчивым. Его очень привлекала жизнерадостная часть людей (Естественный Ребенок). Его теория была основана преимущественно на интуитивных догадках его детской части (см. гл. 1). Он обожал детей и Детей во взрослых, но застенчивость не позволяла ему выражать собственную детскую часть, если ситуация не была совершенно безопасной. Он любил получать поглаживания от других людей и, как мне кажется, именно для этого устраивал вечеринки после семинаров. Берн любил вечеринки с танцами и играми, и его всегда раздражали люди, которые нарушали общее веселье своим скучным, «взрослым» поведением.

Однако он редко позволял себе повеселиться или пообщаться исключительно ради удовольствия: вся его жизнь вращалась вокруг работы, и в ней было всего две цели - писать книги и лечить людей.

Эрику принадлежит идея, что жизнь людей заранее распланирована и записана в «сценарии», которому они следуют не отклоняясь. Мне кажется, в сценарии жизни Эрика Берна было записано, что он умрет от болезни сердца, не дожив до старости. Еще мне кажется, что его трагическая кончина стала результатом строгих ограничений, которые он бессознательно налагал на свою способность любить и принимать любовь других людей, с одной стороны, и строгого предписания, говорящего о том, что он должен быть абсолютно независимым, - с другой.

Я знаю, что, будь он жив, он поспорил бы со мной. Он напомнил бы мне, что сердечные заболевания являются наследственными и что он делал для своего здоровья все, что мог: соблюдал диету, вел активный образ жизни и регулярно проходил медицинское обследование. С медицинской точки зрения он заботился о своем сердце безупречно, но тем не менее когда я думаю о его смерти, то чувствую, что она стала для меня одновременно неожиданной и абсолютно закономерной. Какая-то часть меня - и его тоже - отлично знала, что с ним случится и когда. Другая его часть притворялась, что не знает, и какая-то часть меня добровольно потакала этой иллюзии.

Берн очень интересовался вопросом предопределенности жизненного срока. Несколько раз он разбирал перед нами случаи людей, которые собирались жить только до сорока или до шестидесяти лет, и, в чем можно легко убедиться, заглянув в его последнюю книгу «Люди, которые играют в игры», его особенно притягивали истории жизни людей, страдавших сердечными заболеваниями. Если почитать его книги повнимательнее, можно заметить, что он почти не упоминает других причин смерти, кроме болезни сердца. Причина его пристрастности стала мне понятна, когда он умер; я узнал, что его отец скончался, когда Эрику было одиннадцать лет, а его мать - в шестьдесят лет от коронаротромбоза. Сам Берн прожил немного меньше, чем его мать, и умер от того же самого недуга. Я уверен, что его жизненный сценарий был ограничен во времени и он прожил его точно так, как запланировал. Он никогда не демонстрировал, что осознает свое намерение прожить только до шестидесяти, но теперь, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю все, что он говорил о коронарной болезни и об ограниченных во времени сценариях, то понимаю, что он следовал своему сценарию и знал это. Когда мы праздновали его шестидесятый день рождения, он объявил нам, что завершил обе книги, которые планировал написать, и теперь готов наслаждаться жизнью. Однако две недели спустя он сообщил своим друзьям и коллегам, что начинает новую книгу - учебник психиатрии для студентов-медиков. Он не давал себе спуску до последней секунды жизни, когда, как и было запланировано, его сердце остановилось.

Конечно, в определенном отношении Эрик заботился о своем сердце, но в других отношениях, не связанных с медициной, он ничего для него не делал. Мне становится очень грустно, когда я думаю, сколько любви было обращено к нему и как мало любви он допускал до своего сердца. Все близкие отношения Эрика быстро заканчивались и не давали ему душевного тепла, которого он желал и в котором нуждался. Он защищал свое одиночество и не позволял помогать себе в работе. Когда я думаю об этом, я злюсь на него так же, как рассердился бы на близкого человека, который бы подрывал свое здоровье, например пил или курил. Берн заботился о своем здоровье в физическом отношении (за исключением того, что он всю жизнь курил трубку), но не в эмоциональном.

Он не позволял заботиться; он вежливо выслушивал человека, если тот критиковал его замкнутость, индивидуализм и соперничество, но потом все равно поступал по-своему. Когда он нуждался в терапевтической помощи, он предпочитал традиционный психоанализ групповой транзактной психотерапии.

Он вел себя абсолютно пассивно по отношению к своей потребности в любви и человеческом контакте. В то же время он создал ряд важных концепций, касающихся любви. Его теория говорила о взаимодействии и проявлениях любви у людей. Он очень интересовался вопросом отношений. Он создал понятие о «поглаживании», которое интерпретировал как «единицу признания», но его же можно понимать и как единицу любви. В последние годы жизни он написал книги «Секс в человеческой любви» и «Люди, которые играют в игры». На мой взгляд, обе эти работы были попыткой прорваться через собственные сценарные ограничения. К сожалению, и я, и он слишком поздно достигли настоящего понимания роли поглаживаний и сценариев, чтобы это могло принести ему личную пользу.

В период зарождения транзактного анализа (1955–1965) Берн неявно осуждал наши попытки исследовать поглаживания, близость и сценарии. По Берну, близость была одним из способов, которым структурируют свое время человеческие существа, и он определял ее как ситуацию, в которой отсутствуют отчужденность, ритуалы, игры, времяпрепровождение и деятельность. Берн определял близость методом исключения и поэтому, по сути, не определил ее никак. Более того, Берн был уверен, что близость недостижима и что человек может считать себя счастливчиком, если в течение жизни испытал хотя бы пятнадцать минут близости. Когда кармельский семинар по транзактному анализу перешел к исследованию поглаживаний и начал использовать техники, включающие в себя физический контакт, Берн был встревожен и тут же публично заявил, что «всякий, кто прикасается к своим пациентам, не является транзактным аналитиком».

Запрет Берна на прикосновение в групповой работе имел под собой разумную основу. Он боялся, что транзактный анализ может превратиться, как это уже произошло с гештальт-терапией, в разновидность терапии, позволяющей психотерапевту вовлекаться в отношения с пациентами, носящие сексуальный оттенок. Берн сознательно относился к своей работе и чувствовал - использование физического контакта может навредить эффективности терапии и испортить репутацию транзактного анализа. Именно поэтому он запрещал своим ученикам касаться людей, с которыми они работали. И хотя целью запрета не было ограничение поглаживаний между людьми, он тем не менее привел именно к такому последствию. Сам Берн не умел ни просить о поглаживаниях, ни принимать их. Интересно заметить, что из 2000 страниц, которые он написал о транзактном анализе, поглаживаниям посвящено не больше 25.

По отношению к сценариям он вел себя сходным образом. Его разборы анализа сценариев были непонятными для нас. Сценарный анализ казался запутанным, глубоким, почти магическим процессом, который был способен понять только Эрик Берн. Нам, молодым, ориентированным на практику и склонным к групповым формам работы терапевтам, он казался слишком сложным и скучным. Берн использовал для сценарного анализа техники, заимствованные из психоанализа, и он говорил об анализе сценариев, в отличие от всех других аспектов своей теории, на психоаналитическом жаргоне. Сценарии для Берна были связаны с феноменом бессознательной компульсии, и работать с ними следовало в ходе индивидуальной терапии.

Сценарий Эрика Берна

Я познакомился с Эриком во вторник вечером в 1958 году в его кабинете на Вашингтон-стрит. Я не помню, о чем мы с ним говорили, но я точно помню, что, когда я уходил, он подошел ко мне и сказал: «Ты хорошо говоришь. Я надеюсь, ты придешь еще».

Я пришел. И в течение следующих лет мы постепенно стали ближайшими друзьями. Наши отношения строились медленно. У нас бывали трудные времена, когда мне хотелось уйти и больше не видеть Берна, но бывали и прекрасные моменты. В последний год его жизни наши отношения были особенно прочными, и я благодарен за то, что перед смертью Эрика мы чувствовали друг к другу глубокую привязанность.

Приблизительно в 1967 году Эрик Берн начал проводить по четвергам, с половины девятого до десяти вечера, встречи с группой людей, заинтересовавшихся его методом. На деле вечер кончался, когда все расходились по домам (порой это случалось под утро).

Он почти всегда присутствовал, кроме редких случаев чтения лекций или болезни. Он записывал многие из этих семинаров на пленку. О теме семинара мы договаривались заранее. Если не находилось желающих выступить, Эрик выступал сам. Иногда он читал отрывки из очередной книги, о которых присутствовавшие затем высказывали свое мнение, иногда рассказывал об одном из недавних сеансов групповой или индивидуальной терапии.

На этих встречах запрещалась профессиональная мистификация, равно как и любые формы напыщенности, - ерунда, по выражению самого Берна. Если в его присутствии кто-то из коллег начинал сыпать медицинскими терминами, он терпеливо дослушивал до конца, а затем, затянувшись из трубки и подняв брови, резюмировал: «Это все отлично; но я понял только то, что вы не вылечили своего пациента».

Он не допускал словоблудия, он настаивал на понятных словах, коротких предложениях, лаконичных текстах и кратких выступлениях. Он ввел запрет на употребление прилагательных «пассивный», «враждебный» и «зависимый» по отношению к пациентам и поощрял использование глаголов в описаниях людей. Он считал слова, оканчивающиеся на «к» («маньяк», «алкоголик», «шизофреник»), особенно оскорбительными.

Берн делал все для того, чтобы во время совместной работы его Взрослый и Взрослые его коллег были активны и работали на пределе своих возможностей. Он осуждал использование терапевтами в групповой работе физических контактов, распитие кофе и алкогольных напитков во время встреч и внезапные озарения как способ переключения внимания на себя. Во время научных конференций он не допускал уклонения от участия (в виде извинений), приукрашивания (с помощью громких слов), отвлечения от сути (путем предложения блестящих идей и гипотетических примеров) и употребления напитков.

Он проводил вторник и среду в Сан-Франциско, где у него была частная практика и он работал консультантом, после чего возвращался в Кармел, где он писал книги и вел еще одну практику. Он проводил выходные в Кармеле и ходил на пляж при каждой возможности.

Похоже, его главной задачей было писать книги. Я думаю, он ставил это выше всего в своей жизни.

Он был человеком с принципами; свою книгу «Транзактный анализ в психотерапии» он предварил следующим посвящением: «In Memoriam Patris Mei David Medicinae Doctor Et Chirurgiae Magister atque Pauperibus Medicus». («Памяти моего отца Дэвида, доктора медицины и магистра хирургии». - Прим. перев. )

Такое описание его отца ярко иллюстрирует жизненные принципы Эрика.

Его всегдашней целью было лечение пациентов. Поэтому у него вызывали отвращение разного рода заседания и определенная литература, цель которых, как он чувствовал, была в оправдании post hoc (плохо сделанной работы).

Он гордился честной бедностью своего отца, который был сельским врачом. Берн плохо относился к людям, главная цель которых - сделать деньги, а если он чувствовал, что кто-то из его коллег изучает транзактный анализ, чтобы получить доход, то не стеснялся критиковать и бранить его. Он часто проверял нас в Сан-Франциско, оглашая заявки на чтение лекций по транзактному анализу, за которое не предусматривалось никакого вознаграждения, и смотрел, кто из слушателей соглашался, а кто - нет. Он вел подробный счет деньгам и прощал себе излишние траты (например лишних 25 центов, отданных за соус в ресторане, или стоимость новой рубашки) только после того, как бухгалтер убеждал его, что, если бы Эрик не потратил свои деньги сам, их потратил бы Дядя Сэм. Мне кажется, он хотел жить в достойной бедности (ключевое слово - «достойной»).

Он был очень привержен врачебному братству и стремился поддерживать связи с врачебной традицией. Я думаю, что именно эта приверженность удерживала его Родителя от критики медицины и психиатрии в целом, в то время как Ребенок Берна вовсю потешался над методами отдельных членов медицинского сообщества.

С другой стороны, он был просто дьявольски остер на язык. Чувство юмора проявлялось во всем, что он писал, например в названии статьи «Кто такой Кондом?» (правильно, кондом - это контрацептивное средство).

Он был застенчивым. Его очень привлекала жизнерадостная часть людей (Естественный Ребенок). Его теория была основана преимущественно на интуитивных догадках его детской части (см. гл. 1). Он обожал детей и Детей во взрослых, но застенчивость не позволяла ему выражать собственную детскую часть, если ситуация не была совершенно безопасной. Он любил получать поглаживания от других людей и, как мне кажется, именно для этого устраивал вечеринки после семинаров. Берн любил вечеринки с танцами и играми, и его всегда раздражали люди, которые нарушали общее веселье своим скучным, «взрослым» поведением.

Однако он редко позволял себе повеселиться или пообщаться исключительно ради удовольствия: вся его жизнь вращалась вокруг работы, и в ней было всего две цели - писать книги и лечить людей.

Эрику принадлежит идея, что жизнь людей заранее распланирована и записана в «сценарии», которому они следуют не отклоняясь. Мне кажется, в сценарии жизни Эрика Берна было записано, что он умрет от болезни сердца, не дожив до старости. Еще мне кажется, что его трагическая кончина стала результатом строгих ограничений, которые он бессознательно налагал на свою способность любить и принимать любовь других людей, с одной стороны, и строгого предписания, говорящего о том, что он должен быть абсолютно независимым, - с другой.

Я знаю, что, будь он жив, он поспорил бы со мной. Он напомнил бы мне, что сердечные заболевания являются наследственными и что он делал для своего здоровья все, что мог: соблюдал диету, вел активный образ жизни и регулярно проходил медицинское обследование. С медицинской точки зрения он заботился о своем сердце безупречно, но тем не менее когда я думаю о его смерти, то чувствую, что она стала для меня одновременно неожиданной и абсолютно закономерной. Какая-то часть меня - и его тоже - отлично знала, что с ним случится и когда. Другая его часть притворялась, что не знает, и какая-то часть меня добровольно потакала этой иллюзии.

Берн очень интересовался вопросом предопределенности жизненного срока. Несколько раз он разбирал перед нами случаи людей, которые собирались жить только до сорока или до шестидесяти лет, и, в чем можно легко убедиться, заглянув в его последнюю книгу «Люди, которые играют в игры», его особенно притягивали истории жизни людей, страдавших сердечными заболеваниями. Если почитать его книги повнимательнее, можно заметить, что он почти не упоминает других причин смерти, кроме болезни сердца. Причина его пристрастности стала мне понятна, когда он умер; я узнал, что его отец скончался, когда Эрику было одиннадцать лет, а его мать - в шестьдесят лет от коронаротромбоза. Сам Берн прожил немного меньше, чем его мать, и умер от того же самого недуга. Я уверен, что его жизненный сценарий был ограничен во времени и он прожил его точно так, как запланировал. Он никогда не демонстрировал, что осознает свое намерение прожить только до шестидесяти, но теперь, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю все, что он говорил о коронарной болезни и об ограниченных во времени сценариях, то понимаю, что он следовал своему сценарию и знал это. Когда мы праздновали его шестидесятый день рождения, он объявил нам, что завершил обе книги, которые планировал написать, и теперь готов наслаждаться жизнью. Однако две недели спустя он сообщил своим друзьям и коллегам, что начинает новую книгу - учебник психиатрии для студентов-медиков. Он не давал себе спуску до последней секунды жизни, когда, как и было запланировано, его сердце остановилось.

Конечно, в определенном отношении Эрик заботился о своем сердце, но в других отношениях, не связанных с медициной, он ничего для него не делал. Мне становится очень грустно, когда я думаю, сколько любви было обращено к нему и как мало любви он допускал до своего сердца. Все близкие отношения Эрика быстро заканчивались и не давали ему душевного тепла, которого он желал и в котором нуждался. Он защищал свое одиночество и не позволял помогать себе в работе. Когда я думаю об этом, я злюсь на него так же, как рассердился бы на близкого человека, который бы подрывал свое здоровье, например пил или курил. Берн заботился о своем здоровье в физическом отношении (за исключением того, что он всю жизнь курил трубку), но не в эмоциональном.

Он не позволял заботиться; он вежливо выслушивал человека, если тот критиковал его замкнутость, индивидуализм и соперничество, но потом все равно поступал по-своему. Когда он нуждался в терапевтической помощи, он предпочитал традиционный психоанализ групповой транзактной психотерапии.

Он вел себя абсолютно пассивно по отношению к своей потребности в любви и человеческом контакте. В то же время он создал ряд важных концепций, касающихся любви. Его теория говорила о взаимодействии и проявлениях любви у людей. Он очень интересовался вопросом отношений. Он создал понятие о «поглаживании», которое интерпретировал как «единицу признания», но его же можно понимать и как единицу любви. В последние годы жизни он написал книги «Секс в человеческой любви» и «Люди, которые играют в игры». На мой взгляд, обе эти работы были попыткой прорваться через собственные сценарные ограничения. К сожалению, и я, и он слишком поздно достигли настоящего понимания роли поглаживаний и сценариев, чтобы это могло принести ему личную пользу.

В период зарождения транзактного анализа (1955–1965) Берн неявно осуждал наши попытки исследовать поглаживания, близость и сценарии. По Берну, близость была одним из способов, которым структурируют свое время человеческие существа, и он определял ее как ситуацию, в которой отсутствуют отчужденность, ритуалы, игры, времяпрепровождение и деятельность. Берн определял близость методом исключения и поэтому, по сути, не определил ее никак. Более того, Берн был уверен, что близость недостижима и что человек может считать себя счастливчиком, если в течение жизни испытал хотя бы пятнадцать минут близости. Когда кармельский семинар по транзактному анализу перешел к исследованию поглаживаний и начал использовать техники, включающие в себя физический контакт, Берн был встревожен и тут же публично заявил, что «всякий, кто прикасается к своим пациентам, не является транзактным аналитиком».

Запрет Берна на прикосновение в групповой работе имел под собой разумную основу. Он боялся, что транзактный анализ может превратиться, как это уже произошло с гештальт-терапией, в разновидность терапии, позволяющей психотерапевту вовлекаться в отношения с пациентами, носящие сексуальный оттенок. Берн сознательно относился к своей работе и чувствовал - использование физического контакта может навредить эффективности терапии и испортить репутацию транзактного анализа. Именно поэтому он запрещал своим ученикам касаться людей, с которыми они работали. И хотя целью запрета не было ограничение поглаживаний между людьми, он тем не менее привел именно к такому последствию. Сам Берн не умел ни просить о поглаживаниях, ни принимать их. Интересно заметить, что из 2000 страниц, которые он написал о транзактном анализе, поглаживаниям посвящено не больше 25.

По отношению к сценариям он вел себя сходным образом. Его разборы анализа сценариев были непонятными для нас. Сценарный анализ казался запутанным, глубоким, почти магическим процессом, который был способен понять только Эрик Берн. Нам, молодым, ориентированным на практику и склонным к групповым формам работы терапевтам, он казался слишком сложным и скучным. Берн использовал для сценарного анализа техники, заимствованные из психоанализа, и он говорил об анализе сценариев, в отличие от всех других аспектов своей теории, на психоаналитическом жаргоне. Сценарии для Берна были связаны с феноменом бессознательной компульсии, и работать с ними следовало в ходе индивидуальной терапии.

Мне кажется, что у Эрика Берна, как и у многих великих первооткрывателей, был сценарий, ограничивавший полное исследование феноменов, которые его интересовали, а именно: сценарные запреты Берна не позволяли ему принимать поглаживания от других людей, ограничивали его научные исследования сценариев и поглаживаний и воздвигли границу между ним и его учениками. Эти ограничения имели для него ряд последствий: он не осознавал до конца собственный сценарий и, следовательно, не мог его изменить. Запрет на поглаживания, который поддерживал его сценарий, и разрушал его сердце, оставался незатронутым. Расстояние, на котором он держал тех, кого любил, и тех, кто любил его, и, в частности, меня, не давало другим людям возможности его поддержать. Я чувствую, что он мог бы прожить дольше - до девяноста девяти лет, может быть.

Смерть Берна оказалась неожиданной. Во вторник, 23 июня 1970 года, он участвовал в дискуссии на еженедельном семинаре по транзактному анализу в Сан-Франциско. Мы договорились, что на следующем семинаре я представлю свою статью «Экономия поглаживаний» Эрик выглядел здоровым и счастливым.

Во вторник, 30 июня, придя на семинар, я узнал, что Эрик слег с сердечным приступом. Я навестил его в больнице: ему было уже лучше. Второй приступ убил его в среду, 15 июля.

Я не могу объективно говорить о смерти Берна; когда я думаю об этом сейчас, три года спустя после того, как он скончался, слезы навертываются мне на глаза. Тем не менее я решил высказать то, что я думал.

Из книги Люди, которые играют в игры [книга 2] автора Берн Эрик

Как возникает сценарий...Седовласый человек сидит за фортепиано. Его пальцы бегут по клавишам. Медленно разворачивается свиток с нотными знаками, нанесенными еще его предками. Музыка, то печальная, то бравурная, то беспорядочная, то стройная и мелодичная, захватывает

Из книги Воспитание без крика и истерик. Простые решения сложных проблем автора

Как проверить сценарий? Если сценарий диагностирован, то должны обнаружиться некоторые его элементы, поддающиеся количественной трактовки. Например, сколько процентов женщин носят красные шапочки? У многих ли мальчиков-с-пальчиков в самом деле длинные белокурые волосы?

Из книги Как вырастить Личность. Воспитание без крика и истерик автора Сурженко Леонид Анатольевич

4 Уроки Эрика, или Игры, которые играют людьми Исследователи решили, что человек зрелый руководствуется серьезными побуждениями, ребенок – импульсивен; взрослый – логичен, ребенок во власти прихоти воображения; у взрослого есть характер и определенный моральный облик,

Из книги Люди, которые играют в игры [Психология человеческой судьбы] автора Берн Эрик

Глава 4 Уроки Эрика, или Игры, которые играют людьми Исследователи решили, что человек зрелый руковод ствуется серьезными побуждениями, ребенок – импульсивен; взрослый – логичен, ребенок во власти прихоти воображения; у взрослого есть характер и определенный моральный

Из книги Гипнотерапия. Практическое руководство автора Карл Гельмут

Ж. Сценарий и антисценарий Юность - это период, когда человек колеблется, когда он мечется между сценарием и антисценарием. Он старается следовать предписаниям родителей, потом восстает против них, но обнаруживает, что все-таки следует программе сценария. Он видит тщету

Из книги Зависимость. Семейная болезнь автора Москаленко Валентина Дмитриевна

Сценарий 10.5. Магниты Давай посмотрим, насколько хорошо ты можешь представить кое-что. Вытяни руки перед собой (установить руки ребенка так, чтобы они находились в вытянутом положении, и расстояние между ладонями, обращенными друг к другу, составляло приблизительно один

Из книги Брак и его альтернативы [Позитивная психология семейных отношений] автора Роджерс Карл Р.

Сценарий ее жизни С ранних лет Света видела, как поступала в таких случаях мама. На вечеринке она и сделала то, что делала мама. Уроки, выученные в детстве, превращаются в автоматические реакции. Мужчина не может о себе позаботиться – это сигнал к тому, чтобы такие женщины,

Из книги Почему одни семьи счастливы, а другие нет [Как преодолеть разногласия и приумножить любовь] автора Аксюта Максим

Ревность Эрика Эрик. Разрешите мне теперь рассказать о наших внебрачных отношениях. У меня всегда были любовницы. Правда, я никогда не чувствовал, что мне непременно нужны любовницы. Я не имею склонности высматривать себе женщин для любовных дел. Но на протяжении

Из книги Драматерапия автора Валента Милан

Выводы Эрика Эрик. Карл, я хотел сказать кое-что еще по поводу нашего брака. Это будет своеобразный анализ или оценка отношений. Мы оба, в известной степени, свободны от условностей в социальной и интеллектуальной сфере, особенно если учесть наше окружение и образ жизни.

Из книги Большая психологическая игра, или Игра не в тренинге автора Телегина Ирина Олеговна

Эрика и Артем ЗнакомствоЭрика. Меня зовут Эрика, я из Латвии. Два года назад я познакомилась со своим мужем, это было в туристической поездке, в Израиле, на горе Мирон. Очень красивая встреча была, на самом деле – неожиданная, и через полгода мы расписались. Я переехала к

Из книги автора

3.1.3. Понятие игры в трансакционном анализе Эрика Берна Выражение «игра» является ключевым и для трансакционного анализа – психотерапевтического направления, которое берет начало в трудах калифорнийского психиатра Эрика Берна. Однако следует иметь в виду, что в его

Из книги автора

Сценарий Общее время игры – 4–5 ч.

Из книги автора

Сценарий Первый этап: настрой (организационная часть) – 15 мин 1. Знакомство: представление ведущих, представление участников, формулирование ожиданий.2. Постановка цели игры.3. Особенности и правила БПИ.4. Обсуждение: какие есть вопросы, переживания.5. Принятие правил

Из книги автора

Сценарий Первый этап: настрой участников – 30 мин 1. Какие социальные проблемы актуальны для вас? Затрагивают вас? (участники пишут на ватмане).2. Каждый выбирает одну, наиболее актуальную, называет, ведущий ставит галочки рядом. Таким образом происходит ранжирование,

Из книги автора

Сценарий Первый этап: настрой – 30–45 мин 1. Притча, работа с афоризмами, осмысление материала. Ведущий рассказывает, что психологическая игра называется «Перекресток». Вопрос к группе: «С чем это у вас ассоциируется? Какие образы возникают?» Группа выходит на тему выбора,

Из книги автора

Сценарий Первый этап: настрой – 45–60 мин Будучи объемным и довольно сложным, этот этап следует проводить с перерывом перед самой игрой. Перерыв может быть от получаса до суток, но не более.«Медитация-визуализация»Закройте глаза, сядьте поудобнее… (далее классические

Клод Штайнер

Сценарии жизни людей

Школа Эрика Берна

Сценарии жизни - то, что мы выбираем, но можем не выбирать!

Книга Клода Штайнера появилась в русском переводе хотя и с временной задержкой, но тем не менее чрезвычайно своевременно. Более ранняя публикация в России работ Эрика Берна в конце 80-х и начале 90-х годов XX века, с одной стороны, привлекла внимание читателей к проблематике практической психологии, а с другой стороны, оставила транзактный анализ в памяти большинства лишь как одну из более или менее распространенных в мире концепций, автор которой уже является достоянием истории. Соответствие концепции транзактного анализа реалиям современной России было весьма поверхностным, особенно если учесть перегруженность текстов Берна собственно американской спецификой - эти книги писались только для американцев либо для жителей соседних стран - Канады и Мексики.

С работой Клода Штайнера все обстоит иначе. За прошедшие со времени написания книги годы оказалось, что тенденции психологического развития современного общества, описанные учеником Берна, стали неотъемлемой частью процесса глобализации мировой экономики. И в России, как части мирового сообщества, психологическое развитие общества по Штайнеру (и транзактному анализу) может быть описано в терминах, совпадающих с современными исследованиями различий в национальных культурах. Возможно то, что соответствие идей Штайнера современному миру вообще и России в частности связано с тем, что большую часть его клиентов ко времени написания книги составляли в основном люди, переживающие серьезные жизненные кризисы - алкоголики, наркоманы, преступники и жертвы преступлений и т.п. В этом он радикально отличался от Берна, в практике которого большую часть времени занимали менее «острые» случаи. И если идеи и книги Берна были соотнесены с «нормативным» поведением людей в Америке, то работы Штайнера носят по своей природе интернациональный характер, поскольку страдание не знает политических границ. В связи с этим можно сказать, что мир стал более «страдающим» за последние 20 лет и что дискомфорт людей в начале XXI века связан в основном с драматическими изменениями в политической, экономической и технологической сферах.

Такие описания жизненных сценариев, как «без любви», «без разума» и «без радости», использованные Штайнером в 1974 году, стали к настоящему времени «общими» благодаря статьям во многих газетах и журналах. Понятие «кризиса середины жизни» дополнилось новым - «кризисом первой четверти жизни», поскольку современное общество выдвигает часто невыполнимые требования к молодому поколению, пропагандируя через СМИ обязательность раннего успеха в любом начинании. Возраст высших достижений в жизни под воздействием успехов в спорте и электронной коммерции смещается на жизненный период 18–23 лет, что подготавливает наступление кризиса к 25 годам.

Конкретным воплощением современности этой книги является сопоставление концептов Штайнера с результатами исследований Г. Хофстеде (1980), в которой описано исследование, проведенное более чем на 80 тысячах сотрудников корпорации IBM в 53 странах мира, выделено четыре фактора, лежащих в основе различий между национальными культурами:

Дистанция власти (характеристика, показывающая степень готовности не обладающих властью членов общественных институтов данной национальной культуры согласиться с тем фактом, что власть в обществе распределена неравномерно);

Индивидуализм/коллективизм (индивидуализм характерен для национальных культур, в которых связи между индивидуумами не очень тесны и от людей ожидается, что они будут заботиться прежде всего о себе и, возможно, о своих наиболее близких родственниках; коллективизм характерен для национальных культур, в которых люди с рождения интегрированы в сплоченные группы, которые на протяжении всей жизни защищают их в обмен на лояльность);

Мужественность/женственность (мужественность соответствует национальным культурам, четко разделяющим тендерные - социальные мужские и социальные женские - роли, при этом мужские роли являются более конфронтационными и ориентированными на материальный успех, женские же - более мягкими и направленными на улучшение качества жизни; женственность соответствует национальным культурам, в которых четкое социальное разделение тендерных ролей отсутствует);

Избегание неопределенности (характеристика, показывающая уровень психологического дискомфорта, переживаемого членами данной национальной культуры при столкновении с неизвестными ранее жизненными ситуациями). Понятие дистанции власти в национальной культуре совпадает с идеей Штайнера о сценарии беспомощности (глава 11), то есть о ситуации, когда в семье ребенок проживает ситуации его «спасения» и учится быть беспомощным. В западных цивилизациях отдельный гражданин может сокращать дистанцию власти за счет существования демократических институтов, но это требует его осознанного выбора, и об этом пишет Штайнер.

Человек, привыкший к тому, что его «спасают» от рождения до смерти и отказывающийся принять на себя ответственность, - типичное порождение советского строя. Разумеется, государство было заинтересовано в выращивании такого сорта людей, но изменения, происшедшие в общественно- политическом и экономическом устройстве России, заставили этих людей переживать настоящую трагедию. Недавнее исследование ООН последствий радиационной катастрофы в Чернобыле показало, что максимальный ущерб был нанесен жителям обширного региона не радиацией, а нарушением семейных связей, отрывом от мест проживания и воспитанием поколения иждивенцев, способных лишь на ожидание льгот от государства. Разумеется, исследование не касалось людей, непосредственно участвовавших в ликвидации последствий аварии на АЭС. По прочтении «Сценариев…» становится ясно, что подход Клода Штайнера носит достаточно универсальный характер и вполне применим для индивидуальной работы как со «Спасателями», так и с «Жертвами».

Понятие индивидуализма/коллективизма в национальной культуре совпадает с идеей Штайнера о сценарии неравенства и индивидуализма (глава 12). Из этих идей далее развиты концепты соревновательности и силовых игр как элементов североамериканской национальной культуры.

Эти представления также вошли в жизнь практически каждого жителя России и обострили внутри- и межличностные конфликты. Привычный коллективизм заменился не менее привычным «диким» индивидуализмом. «Диким» в том смысле, что основной упор делается не на отстаивании собственных прав и свобод, а на жестком захвате чужих прав и свобод, прежде всего экономических.

Эта жесткая, по Штайнеру, «силовая» игра приносит достаточно много психологического дискомфорта ее участникам и рост популярности традиционного способа снятия такого дискомфорта - приобщение к церкви - можно считать одним из показателей ее распространенности. Поскольку очевидно, что соревновательность в нашем обществе будет расти и дальше (вообще-то именно она является двигателем экономического развития), необходимо уметь конструктивно ее реализовывать и соответственно корректировать.

Мужественность/женственность рассмотрены очень подробно в статьях X. Викофф о полоролевом программировании мужчин и женщин.

Представления о традиционных половых ролях в России изменяются в настоящее время от декларированных в советское время равных возможностей к реальному равенству. Однако для такого реального равенства еще не хватает ни правовой практики в конкретных случаях, ни массовости в масштабах страны. Таким образом, изменения в представлениях о традиционных половых ролях создают и будут создавать почву, благоприятную для семейных ссор и домашнего насилия, карьерных кризисов и служебных конфликтов. Приведенный в книге материал может стать хорошим поводом для анализа личного отношения к тендерным проблемам в семье и на работе.

Избегание неопределенности как характеристика национальной культуры соотносится с таким представлением транзактного анализа, как автономность. Предполагается, что если человек достаточно автономен от собственного сценария, то для вариантов развития событий он разрабатывает социально приемлемые способы поведения - вполне взрослое поведение. Если же сценарий человека, в соответствии

«Люди рождаются Принцами и Принцессами, а родители превращают их в Лягушек». Знаменитый психолог Эрик Берн был уверен, что каждый из нас гармоничен от рождения, но в детстве под влиянием окружающих мы бессознательно формируем свое представление о себе. Всю оставшуюся жизнь мы реализуем навязанный нам сценарий, зачастую негативный. Так какие же мы на самом деле? Счастливчики или неудачники, победители или побежденные, сильные или зависимые? Если вовремя не разобраться в этом, последствия могут оказаться катастрофическими. В своей книге «Сценарии жизни людей» признанный мастер практической психологии Клод Штайнер, ближайший последователь Берна, идет еще дальше и описывает три губительных сценария жизни – «без любви», «без разума» и «без радости», – предлагая читателю механизм изменения своей «судьбы». Впервые увидевшая свет в 1974 году, эта теория выдержала проверку временем и оказалась универсальной и интернациональной, что определило успех книги, ставшей мировым бестселлером. В формате pdf А4 сохранен издательский дизайн.

Из серии: Сам себе психолог (Питер)

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сценарии жизни людей (Клод Штайнер, 1974) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Анализ сценариев

Перечитывая трагедию «Царь Эдип»

Сценарий – это план жизни человека. Жизненный спектакль подчиняется тем же принципам драматургии, что и трагедия в театре. По Аристотелю, трагедия должна состоять из трех частей: завязки, кульминации и катастрофы. Например, завязка депрессии (завершившейся самоубийством) – детство героя, а протагонисты – его родители. Кульминация – период взрослости, в течение которого герой борется с предназначенной ему судьбой. Ему удается стать более или менее счастливым, и иногда ему кажется, что судьбы (катастрофы = самоубийства) удалось избежать. Кульминация – состояние неустойчивое, это битва сценария или саморазрушительной тенденции с желанием избежать катастрофы. Кульминация (счастливые взаимоотношения или временное процветание) внезапно оборачивается катастрофой: человек перестает бороться с судьбой, она берет над ним верх, и он в отчаянии убивает себя.

Для Аристотеля герой трагедии – человек, в общем-то, хороший, но допустивший роковую ошибку (hamartia ). Когда герой по неведению, желая добиться своими действиями одного результата, добивается прямо противоположного (peripeteia ) – это трагическая ошибка. После того как ошибка допущена, герой внезапно прозревает (anagnorisis ) и видит, что он натворил.

Жизненный сценарий некоторых людей прямо следует правилам драматургии, сформулированным Аристотелем, и именно поэтому их сценарий называется сценарием трагической ошибки . Они идут по жизни, слепо выполняя предписания других людей, которые ведут их к саморазрушению. Некоторые из них прозревают, когда уже поздно, например на смертном одре. Некоторые умирают, так и не увидев, что они с собой сделали. Зрители их спектакля в ужасе и не в силах отвратить трагическую развязку смотрят, как герой, как им кажется, сознательно разрушает себя. Алкоголизм и другие виды зависимости, хроническая депрессия, завершившаяся само убийством, безумие – все это сценарии типа Трагическая ошибка.

Сходство течения жизни человека с античной драмой позволяет лучше понять законы судьбы через закономерности драматургии.

В любом трагическом сценарии, в частности в трагедии «Царь Эдип», герой обязательно совершает нечто известное заранее, причем совершает, послушно следуя велению рока, и публике с самого начала известно, что героя ждет катастрофа. Как мне кажется, интерес к трагедии обусловлен не только ее сходством с жизнью зрителей, но и предсказуемостью, с которой на сцене постепенно реализуется сценарий жизни героя.

Финал «Царя Эдипа» известен заранее. В тексте трагедии три разных предсказателя последовательно предвещают, что Эдип убьет своего отца и совершит инцест с матерью. Тирезий тоже предсказывает события пьесы, когда говорит: «И будет показано, что (убийца Лая. – Примеч. авт. ) – Тебан. И это откроется слепому, который сейчас видит; нищему, который сейчас богат».

Все предсказания трагедии сбываются, и это делает ее еще более увлекательной.

В жизненном сценарии также присутствует предсказание будущих событий. Например, один сорокапятилетний алкоголик сказал мне, что он верит, что причиной его алкоголизма стало предсказание одного старика из Сиама, сделанное за пятнадцать лет до нашей с ним встречи. Этот мужчина рассказал мне, что пятнадцать лет назад он служил пилотом и, будучи в отпуске, отправился в Сиам, где один ясновидец буквально сразу сказал ему, что он умрет от пристрастия к алкоголю. Теперь, пятнадцать лет спустя, он чувствовал, что его неудержимо влечет к спирт ному, и боялся, что предсказание действительно сбудется. Он понимал (его Взрослый знал), что предсказание не может стать причиной алкоголизма, но тем не менее чувствовал (его Ребенок верил), что это так и что он бессилен что-либо сделать, чтобы отвратить неизбежный исход. Этот мужчина чувствовал себя зрителем трагедии, происходившей помимо его участия и помимо его воли. Для него события его жизни разворачивались в соответствии с пророчеством ясновидца, так же как для Эдипа его жизнь развивалась в полном соответствии с предсказанием Тирезия.

Сценарий – это план, в котором записаны важнейшие события жизни человека. Этот план не составляется богами. Он происходит из детства человека, из решения, принятого им. Можно предположить, что в случае с моим знакомым мудрый старец сумел увидеть его склонность к саморазрушительному поведению, которая позже привела его к зависимости от спиртного. Люди (например врачи), которым приходится беседовать с большим числом людей (например больных), чувствуют саморазрушительные тенденции индивида задолго до того, как они себя проявят и он заметит их. Сценарий руководит жизнью человека (начиная с позднего детства и до конца жизни), определяя ее направление, и тренированный наблюдатель способен довольно точно предсказать это направление.

Понятие о решении относительно жизненного пути, которое принимается в раннем детстве, не удивит того, кто хоть раз слышал, как строили жизненные планы дети, которые позже стали адвокатами, врачами или инженерами. Это кажется естественным, но труднее поверить, что точно так же, как решают стать инженером или адвокатом, можно решить в будущем стать алкоголиком или самоубийцей.

Пока Фрейд не создал понятия «эдипов комплекс», миф об Эдипе было принято считать трагедией судьбы, чей «…трагический эффект возникает от контраста между высшей волей богов и тщетными попытками человека избежать предназначенной ему беды». Так писал Аристотель в «Поэтике». Фрейд же принял иную точку зрения, сделав акцент на инцесте.

Фрейд считал, что частое желание его пациентов мужского пола убить своего отца и обладать матерью имеет отношение к содержанию трагедии Софокла. По мнению Фрейда, названная трагедия вызывает в зрителях страх и жалость, так как отражает переживания каждого ребенка, которого воспитывают родители.

Однако, как мне кажется, для анализа сценария трагедии Эдипа главное – это предрешенность трагической развязки; я считаю, что именно она зачаровывает зрителя, который чувствует себя таким же бессильным перед своей судьбой, как и Эдип.

Жизненный сценарий – почти то же самое, что судьба. Разница лишь в том, что богов греческой трагедии в нем заменяют отец и мать человека, перед запретами которых он бессилен и чьим предписаниям он слепо следует всю свою жизнь, несмотря на то что они подталкивают его к саморазрушению.

Затруднительное положение ребенка

Каждое новое поколение людей – это сырье для воспитательного процесса, пока еще полностью душевно здоровые дети. К сожалению, появившись на свет, маленький человек сразу же попадает в затруднительное положение ввиду разницы между тем, чем он мог бы стать, и тем, чего ему будет позволено достигнуть. Эта разница может быть колоссальной: потенциал некоторых детей уничтожается прямо при рождении. Другим детям позволяется несколько большее развитие.

Сценарий начинается с решения, которое принимает Взрослый в маленьком ребенке. На основе доступной ему информации он решает, что определенная жизненная позиция, определенные ожидания и определенный жизненный путь являются правильным разрешением проблемной ситуации, в которой он находится. Суть этой проблемной ситуации – в конфликте между желаниями ребенка и запретами, которые ставит перед ним его семья.

Наибольшее влияние (или давление) на личность ребенка оказывает Ребенок его родителей (рис. 5А). Таким образом, детское состояние Я родителей человека – основной фактор формирования его жизненного сценария.


Колдуны, людоеды и проклятия

Мир сказок дает нам важные ключи к проблеме формирования личности. Во многих сказках фигурируют злой колдун или великан-людоед и добрый колдун/колдунья – результат (как и в случае мифа об Эдипе) интуитивного прозрения. В жизненном сценарии роль колдунов играют отец и мать. Таким образом, на детей их родители влияют как добрые или злые волшебники, что впоследствии отражается на их личности.

У каждого человека есть три состояния Я, поэтому, чтобы понять личность человека, следует проанализировать все три состояния Я обоих его родителей (рис. 5А). Если сценарий жизни человека имеет разрушительный характер, значит, детское состояние его отца или матери (Ре о или Ре м) обладало чертами Злого Волшебника (или Волшебницы). Такое состояние еще называется Сумасшедшим Ребенком родителей и имеет глубочайшее влияние на их детей. В этом случае трех-или четырехлетний ребенок находится под властью смущенного, напуганного, своенравного и всегда непредсказуемого детского состояния Я отца или матери.

Кроссман показал, что в благополучной семье о ребенке заботится, его защищает и воспитывает Родитель его родителей, а их Взрослый и Ребенок играют меньшую роль. «Меньшую» не значит «менее важную». Взрослый родителей мотивирует ребенка к усвоению законов логики, а Ребенок родителей поощряет Естественного Ребенка ребенка. Тем не менее именно Заботливый Родитель несет основной груз обязанностей по воспитанию подрастающего поколения, и ни Ребенок, ни Взрослый родителей не имеет права осуществлять полный контроль над этим процессом.

Главная цель Заботливого Родителя – поддерживать, защищать и развивать Ребенка. Реакция Заботливого Родителя на новорожденного: «Я буду заботиться о тебе, что бы ни случилось». Родительское поведение содержит инстинктивный и приобретенный компоненты. Однако одного родительского инстинкта недостаточно, чтобы воспитать ребенка до состояния взрослости. В хорошей семье у родителей высока доля приобретенных родительских навыков. Заботливый Родитель позволяет ребенку быть самим собой: свободно говорить и двигаться, исследовать мир и быть свободным от ограничений.

С другой стороны, если родители сами находятся под давлением обстоятельств – оба вынуждены работать по восемь часов в день, или у них еще восемь детей и только одна комната на всех, – тогда у ребенка просто нет ни мес та, ни возможности для самовыражения; Ребенок отца и Ребенок матери говорят ему: «Нет! Не шуми, не стучи, не смейся, не пой и не радуйся!» Заботливый Родитель отца или матери, возможно, радуется активности ребенка, но их Ребенок бунтует против нее и вытесняет Заботливого Родителя с его законного места. Когда у малыша формируются три состояния Я Родителя, он копирует отца и мать. Он запоминает родительские реакции – не поддержку и помощь Заботливого Родителя, а бьющие через край чувства ревнивого, рассерженного, напуганного Ребенка своих родителей. В этом случае родительское состояние ребенка, скопированное с детского состояния отца или матери, называют Злым Волшебником (Волшебницей), Электродом, Сумасшедшим Ребенком или Большим Свином.

Таким образом, в семье, которая создает у ребенка сценарий трагической ошибки , воспитанием детей занимается не Родитель отца или матери (Ро м или Ро о), а псевдо-Родитель, то есть их детское состояние Я (Ре о или Ре м). Это состояние не способно эффективно выполнять обязанности отца или матери, что, как правило, приводит к формированию определенного сценария у молодого поколения.

Положение ребенка в такой семье показано на рис. 5Б. Отец четырехлетней сиротки Энни позволил своему Ребенку стать псевдо-Родителем. Ребенка этого мужчины раздражала необходимость заботиться о маленькой дочери, и ее потребности были ему в тягость. Кроме того, он верил, что, чтобы не избаловать дочку и сформировать у нее сильный характер, нужно отказывать ей во всех ее желаниях, давая ей вместо желаемого нечто другое, по его мнению, более полезное для нее. Например, когда она меч тала получить на Рождество плюшевого мишку и отец знал об этом, он специально подарил ей другую игрушку, которую она совсем не хотела, веря, что «так будет лучше для нее». Естественно, маленькая девочка скоро поняла, что ее желания никогда не исполнятся.

Обстоятельства, которые она не могла контролировать, автоматически делали невозможным исполнение ее желаний. Поэтому она решила, что, скрывая свои желания, можно сделать их осуществление хотя бы чуть-чуть более вероятным. Она также заметила, что даже невысказанное желание можно нечаянно выдать, если заплакать от разочарования. Чтобы не дать отцу возможность ни узнать, ни вычислить путем дедукции, чего она хочет, девочка решила, что плакать нежелательно. Таким образом, отец вынудил ее ничего не хотеть, ничего не просить и никогда не выражать свое разочарование. Этот запрет , навязанный ей отцовским Ребенком (Ре о), стал частью родительского состояния (Ро 1) девочки. Потом девочка стала взрослой женщиной, и до тех пор, пока она не отказалась от своего сценария, она носила внутри своего Ребенка отцовский запрет: «Никогда ничего не проси». Этот принцип руководил всеми мало-мальски значимыми ее действиями на протяжении многих лет.

Родители внушают своим детям ограничения, запреты и предписания ради своего удобства или спокойствия. Мать одного мальчика боялась агрессивных мужчин, так как ее муж, по характеру агрессивный, бил ее и бросил одну с ребенком. Поэтому она не хотела, чтобы ее сын вырос агрессивным, мужественным, и использовала запреты «не будь агрессивным», «не будь решительным» и предписания «какой ты у меня добрый», «ты мой тихий мальчик». Поэтому он рос немужественным, приняв многие особенности женского поведения. Он был не таким, как другие мальчики, поэтому они смеялись над ним и однажды назвали его странным. Для него слово «странный» связалось с понятием гомосексуальности. Он посмотрел в словаре, что значит быть гомосексуальным, и прочитал, что так называют мужчину, который вступает в сексуальные отношения с другим мужчиной. Однажды он гулял в парке и к нему приблизился мужчина. С ним он получил первый гомосексуальный опыт, который ему понравился. В этот момент юноша решил, что он всегда был гомосексуален, и стал жить соответствующей жизнью. Таким образом, имея набор запретов и предписаний со стороны матери, он пришел к решению о том, что он является тем, кем на самом деле не являлся, даже не имея альтернативных вариантов решения. Его выбор гомосексуального поведения не был свободным; воздействие семейной обстановки плюс другие факторы сделали его таким. Например, ему не было позволено вступать в сексуальные отношения с женщиной. Сценарный анализ мог бы освободить его и дать ему возможность вы брать между отношениями с женщинами и отношениями с мужчинами (или и то и другое).

Итак, давление домашней обстановки вкупе с другими обстоятельствами подталкивает человека к прежде временному решению относительно своего жизненного пути. Одни дети решают, что они гомосексуальны, другие – что они глупы или неловки, третьи – что обязательно будут несчастливы.

Было бы любопытно понять, почему родители хотят, чтобы их отпрыск был неуклюжим или глупым. Представьте себе, что появляется на свет нежеланный ребенок. Мать, у которой уже было трое детей, больше не хотела рожать, но зачала против своей воли, когда муж явился домой пьяным и изнасиловал ее. Аборт сделать не удалось, и вот мальчик появился на свет. Роды были очень трудными. Итак, герой был неприятностью для своих родителей с самого начала. После родов матери наложили пятнадцать швов: он был неуклюжим с самого рождения. Поэтому его все называли неуклюжим: он с самого начала делал все не так и, кроме того, напоминал матери ее брата, который тоже был неуклюж. Поэтому она часто думала (и говорила): «Он совсем как дядя Чарли, такой же неуклюжий». Вскоре и мать, и отец уже не называли его иначе, как бы ни был мал совершенный им промах. Его родителям было выгодно думать о нем как о неуклюжем мальчике: это позволяло им выразить свой гнев и чувство вины за то, что они не могли как следует о нем позаботиться.

На языке сказок запрет – это «проклятие», то есть запрещение или ограничение свободы действий ребенка. Он всегда формулируется в виде отрицания. Запрет всегда отражает страхи, желания или гнев Ребенка родителей. Запреты отличаются широтой области применения, интенсивностью и зловредностью. Некоторые запреты касаются лишь конкретных действий: «не пой», «не смейся громко» или «не ешь много сладкого». Другие охватывают почти весь возможный спектр действий человека: «не будь счастливым», «не думай» или «не делай ничего».

Интенсивность запрета зависит от того, каковы будут последствия непослушания. Например, когда запрет «не будь счастлив» интенсивен, малейшее проявление счастья ведет к большой беде; минимальная же интенсивность означает, что в случае нарушения человека ждет легкое неодобрение. Выбор разновидности поведения, подвергающегося запрету, зависит от того, на что направлен фокус внимания Злого Волшебника; запрет может гласить: «не думай», «не будь счастлив», «не получай удовольствия от секса», «не выражай гнев», «не будь здоровым» или «не принимай поглаживания», «не отвергай поглаживания», «не давай поглаживания».

Что касается зловредности, то одни запреты имеют долговременный разрушительный эффект, а другие – нет. Как и игры, запреты можно разделить по степени их жесткости. Например, запрет третьей степени мистера Бруто, алкоголика, гласил: «Никогда не бездельничай». Запрет был не только долговременным, но и зловредным, поэтому мистер Бруто был не в силах избежать работы, которая ему не нравилась, иначе, нежели будучи уволенным за пьянство.

С другой стороны, некоторые родительские запреты полезны. Например, мать говорит ребенку: «Не суй пальцы в розетку». Такой запрет первой степени эффективно помогает матери контролировать поведение отпрыска, но он незловреден. Если только это не часть более широкого запрета («ничего не трогай», «не трогай электрические и механические приборы – это не женское дело»), его действие продлится ровно столько времени, сколько нужно ребенку (мальчику или девочке), чтобы научиться пользоваться розеткой и электроприборами в соответствии с техникой безопасности.

Предписания

Трагические сценарии основаны на негативных запретах, которые сопровождаются суровыми санкциями (наказаниями). Но на поведение детей так же сильно влияют предписания. Понятие предписаний, разработанное Рональдом Лэнгом, помогает объяснить, как родители добиваются того, чтобы их дети не не делали что-то, а делали нечто другое. Говоря словами Лэнга:

Один способ добиться от кого-либо, чтобы он сделал что-либо, – это приказ. Заставить кого-либо стать чем-либо, чем другой его считает, или чем, как кажется другому, он является, или тем, чем другой человек не хотел бы его видеть (независимо от того, хочет ли этого сам человек), – это совсем другое дело. В гипнотическом контексте человеку не приказывают стать кем-то или чем-то, ему просто говорят, что он этим является. Предписания гораздо сильнее приказов (или других форм принуждения или убеждения). Инструкция не обязательно должна иметь форму инструкции. Я убежден, что мы получаем свои первые (и самые длительные по своему действию) инструкции в форме предписаний. Мы стали тем, кем нас называли в детстве. Родители не говорили нам быть хорошим (хорошей) или плохим (плохой) мальчиком (девочкой). Они называли нас хорошими или плохими. Они «давали нам понять», кто мы такие. При таком способе общения информация передается не словами. Предписание – это не инструкция и не запрет. Это мистификация или одна из разновидностей гипнотического внушения…

Гипнотизер может приказать человеку почувствовать нечто и затем забыть о факте приказа. Можно просто сказать ему, что он чувствует, а еще лучше – сказать об этом третьему лицу в присутствии человека, которого надо загипнотизировать.

Будучи под гипнозом, человек чувствует то, что ему внушили, и не знает о том, что он находится под гипнозом. Как много из того, что мы чувствуем, мы чувствуем под влиянием гипноза? Как много людей являются тем, чем их сделали с помощью гипноза?

Слово – это команда. А порой гипнотические отношения между людьми так сильны, что один превращается в то, чем его считает другой, от одного взгляда, от прикосновения, от кашля. Не нужно слов. Предписание может быть двигательным, осязательным, зрительным, обонятельным. Такое предписание равнозначно неявной инструкции.

Следовательно, если я хочу вас загипнотизировать, я не скажу: «Я приказываю вам почувствовать холод». Я сообщаю вам, что холодно, – и вы немедленно почувствуете холод . Я думаю, многие дети начинали свое превращение именно так.

Мы говорим им, как обстоят дела, и они занимают свое место, место, которое мы предусмотрели для них. А затем они будут выбирать свои цели из тех возможностей, которые мы для них обозначили.

Мне кажется, то, что говорится словами, имеет меньше значения.

То, что мы обозначили как их личность, это сценарий драмы…

Клинический гипноз предполагает сознательное использование внушения. Семейный гипноз – никогда. Ни один родитель не описал мне эту технику как сознательную стратегию воспитания.

Чаще родители приходят в замешательство, видя, что ребенок, которому сказали делать У и дали понять, что он Х , делает Х .

«Я пытаюсь заставить его дружить с другими ребятами, но он у меня такой замкнутый, такой эгоистичный. Правда, мой милый?»

«Я все время говорю ему быть аккуратнее, но он такой неряха, не так ли, мой мальчик?»

Я считаю книгу Лэнга «Политика семьи» (из которой я взял приведенную цитату) необходимой основой для понимания того, как «пишутся» жизненные сценарии.

Предписания сообщают ребенку, что он должен делать, запреты – от чего он должен воздерживаться, чтобы не лишиться родительской благосклонности. Выполнение предписаний вознаграждается, нарушение запретов карается. Эта «семейная программа модификации поведения» помогает родителям контролировать действия своих отпрысков точно так же, как психологи в лаборатории контролируют поведение подопытных крыс с по мощью избирательного подкрепления и наказания.

Родительские предписания, как и проклятия, часто возникают в жизни ребенка уже в момент рождения. Например, родители часто предсказывают, что тот или другой их ребенок вырастет здоровым или нездоровым, глупым или умным, счастливым или несчастным. Мать одного алкоголика, еще когда ее сын был совсем маленьким, узнала из гороскопа о том, что в будущем у него возникнет пристрастие к спиртному, и не раз говорила ему об этом, пока он был маленьким. Мифы, говорящие о сбывшихся родительских предсказаниях, передаются детям. Один человек, гордившийся своей проницательностью, рассказывал, что, когда он высунул голову из родового канала, он тут же открыл глаза и посмотрел по сторонам. Всякий раз, когда с другим человеком случалась малейшая неприятность, родные напоминали ему, что он появился на свет в пятницу тринадцатого числа и поэтому будет несчастен всю жизнь. Что характерно, большинство людей верят, что их настоящее состояние обусловлено судьбой, а не родительскими предписаниями. Этот феномен иначе называется самоисполняющимся пророчеством: ожидаемое поведение возникает просто потому, что его ждут.

Имена тоже содержат в себе намек на то, что ожидают от ребенка родители: мальчик, названный Джоном в честь отца, должен, по мнению родителей, продолжить его дело. От Джесси ждут, что она будет скандальной, от Джиджи – сексуальной привлекательности, от Альфреда – любви к порядку, чистоте и аккуратности. Берн пишет в книге «Люди, которые играют в игры» о том, как имя может стать способом родительского программирования. Он также говорит о двух важных сценариях, связанных с рождением: «Происхождение» и «Искалеченная мать». Первый сценарий включает веру человека в то, что он – не сын (дочь) своих родителей, а найденыш; второй – знание о том, что его рождение причинило матери серьезные повреждения. Такие сценарии, основанные на реальных фактах или вымысле, оказывают сильное воздействие на всю жизнь своего носителя. Я обнаружил, что сценарий «Происхождение» имеет две разновидности: «Сын (дочь) короля» и «Сын (дочь) проститутки». Последний особенно влияет на жизненный путь девочек. Что касается сценария «Искалеченная Мать», то Эрик Берн замечает: «Слова “моя мать умерла, когда рожала меня” настолько трагичны и тяжелы, что произнесшему их необходимы добрая помощь и участие».

Колдовство

Транзактный анализ и анализ сценариев связаны с анализом двойных транзакций, происходящих одновременно на двух уровнях: социальном (видимом, слышимом, осязаемом уровне взаимодействия между людьми) и психологическом (скрытом, неявном уровне, который может сопровождать взаимодействие на социальном уровне).

Точность понимания и прогнозирования поведения людей зависит от чуткости к событиям, происходящим на психологическом уровне. Без понимания скрытых взаимодействий интерпретация поведения будет поверхностной. В игре социальный уровень, как правило, хорошо заметен постороннему наблюдателю; психологический же уровень можно понять лишь интуитивно.

Анализ сценариев, то есть решений относительно своего жизненного пути, принятых людьми в раннем возрасте под влиянием родительских запретов и предписаний, требует понимания того, как именно родители передают детям информацию о том, какие их действия желательны для родителей, а какие – нет. Родители довольно редко прямо говорят своим детям: «Я хочу, чтобы ты умер», или «Не думай», или «Ты никуда не годишься». Указания такого рода даются детям в завуалированной форме. Эти зашифрованные сообщения мы будем называть «магическими посланиями», так как они магическим образом влияют на весь ход жизни отпрысков.

Власть, которую родители имеют над детьми – власть формировать их личность по своему усмотрению, – это часть более общей человеческой способности к колдовству. Анализ колдовства – скрытая цель транзактного анализа. Для этого транзактные аналитики изучают скрытые сообщения и их эффект.

Человека можно изменить к лучшему или к худшему, – следовательно, нужно говорить отдельно о белой и черной магии. Силы, которые занимаются соответственно белой и черной магией, – это Заботливый Родитель и Большой Свин.

Белая магия

Заботливый Родитель наделяет ребенка силой, способностью мыслить и чувствовать, добротой, чуткостью, красотой и здоровьем.

Белая магия предполагает участие двух или трех частей личности: Колдуна, или передатчика, получателя и Третьего лица, или посредника. Магическое послание может передаваться как напрямую, так и через Третье лицо (или целую группу посредников).

Белая магия – это поддержка и предписания стать умным, добрым, красивым, чутким и т. д. Так, Колдун может сказать ребенку: «Мне нравится, что ты умный», или «Ты та-а-а-акой красивый!», или «У тебя очень хорошее здоровье», или, например, через Третье лицо: «Разве он не умница?», или «У Джилл такие красивые глаза!», или «Доктор сказал, что у Джека отличное здоровье». Косвенное послание имеет больший эффект, чем прямое. На пример, последнее магическое послание влияет на Джека сразу двумя путями. 1. Он слышит (и верит) утверждение «Джек здоров», адресованное Третьему лицу. 2. Через эффект, который послание будет иметь на Третье лицо: ведь оно теперь будет думать так же, как Колдун. Передача информации посреднику может осуществляться и в отсутствие ребенка: Колдун скажет Третьему лицу об уме, красоте или здоровье Джилл, а Третье лицо передаст послание Джилл, как только они встретятся.

Особенность магических посланий в том, что их сила не зависит от слов. Слова – только средство. «Мне нравится, что ты умный » может быть и злым магическим посланием о том, что ребенок слишком умен, в то время как «Мне нравится , что ты умный» – не может. Некоторые части послания заряжены энергией, а другие – нет, и перемещения энергии внутри высказывания от слова к слову значат больше, чем сами слова.

Источник доброго волшебства – Заботливый Родитель, чье назначение – заботиться о других людях и защищать их. «Заботливое» магическое послание делает человека сильнее и освобождает его от подавляющей власти Большого Свина. Кроме того, доброе волшебство дает человеку силы самому освободиться от того, что его подавляет. Заботливый Родитель с древних времен известен людям как ангел-хранитель, добрая волшебница или Матерь Божья, защищающая людей от зла и несчастий.

Черная магия

Все, что было сказано о добром волшебстве, относится и к злому, естественно, за исключением источника и целей колдовства. Белая магия отличается от черной своим воздействием на объект. Если колдовство делает человека сильнее – то оно доброе. Если слабее – то оно злое.

Важно понять, что злое волшебство часто используется «во благо» ребенка – так, как его понимает Колдун; любое предписание, не важно, насколько добрым оно выглядит, может оказаться злым. Например, определенным образом поданное предписание быть красивой может повредить женщине, так как может помешать ей и другим воспринимать ее как умную или сильную.

Таким образом, некоторые виды колдовства, которые выглядят как белая магия, являются на деле разновидностью черной, так как «подарок» либо не нужен «приемнику», либо, будучи полезным в одном отношении, ослабляет его в другом.

Вторая причина, которая толкает людей на использование черной магии, иначе называется ситуацией «горячей картошки». Здесь злое волшебство возникает как ответ на обвинение в низкой значимости, исходящее изнутри личности или извне. Иными словами, когда один человек чувствует себя плохим, он стремится передать это чувство другому, и, таким образом, доказав, что другой плох, он освобождается от давления собственной «плохости». Так, человек чувствует себя сильнее, когда имеет возможность контролировать другого человека. Одним словом, чтобы почувствовать себя лучше, надо заставить другого чувствовать себя хуже.

Рассмотрим эти две возможности на примере ребенка, который рождается в гетто. В его семье уже есть мать, отец, дедушка, два мальчика и две девочки – 10, 8, 6 и 4 лет соответственно, и все они живут в трехкомнатной квартире. Семья живет на пособие, дед – алкоголик, а у двоих старших детей нелады с законом. Итак, в этой семье появляется на свет еще один ребенок.

В жизни этой семьи явно отсутствует физический ком форт. Здесь слишком мало места, мало еды, мало поглаживаний, мало времени и мало энергии для того, чтобы заботиться об Ультимо. Все члены семьи знают, что с по явлением новорожденного места, еды, энергии, поглаживаний и т. д. станет еще меньше, и, хотя поначалу новорожденному будут предоставлять все, в чем он нуждается, скоро придет день (возможно, это будет первый день рождения), когда стесненные обстоятельства семьи коснутся и его. Положение семьи заставляет каждого заботиться о себе самому. У Ультимо скоро начнут силой отнимать его долю и принуждать его к подчинению психологически. Он станет получать сообщения «ты глупый», «чего ты болтаешься под ногами?», «пошел вон отсюда», «иди играть на улицу (ха-ха)», «дрянной мальчишка» и т. д., направленные на то, чтобы ослабить его и не дать ему потребовать то, что принадлежит ему по праву. Так бедность порождает злое волшебство.

Наряду с недостатком ресурсов, который ведет как к физическому, так и к психологическому насилию, у нескольких членов семьи также может быть недостаток чувства собственной ценности. Например, отец не смог найти хорошую работу и чувствует себя неудачником. Жена утром назвала его ничтожеством и бездельником. После завтрака, вместо того чтобы идти искать работу, он садится смотреть телевизор. У Ультимо каникулы, и он дома слушает музыку. Отец, которому стыдно за себя, раздражается на сына и требует, чтобы он пошел помыл посуду. Когда сын, следуя примеру отца, отказывается, отец называет его ничтожеством и лентяем. Таким образом он избавляется от «горячей картошки», перебросив ее сыну, и наслаждается кратким отдыхом от чувства собственной ничтожности. Затем мать ставит на стол еду, чувствуя себя плохой хозяйкой, так как на обед одна картошка, и Ультимо говорит: «Мама, а в школе нас учат, что надо есть мясо по крайней мере раз в день». В ответ мать со злобой отвечает ему: «Заткнись, я вижу, ты слишком умный», и ему достается еще одна «горячая картошка». На короткое время мать перестает чувствовать вину, так как она замещается справедливым негодованием от бестактности Ультимо. Ультимо чувствует, что он сделал что-то очень плохое. Он выходит из ситуации с чувством вины, ничтожности и с ощущением того, что он эгоист. Все эти чувства со временем становятся частью его Большого Свина и преследуют его в течение всей жизни.

Черная магия иначе называется проклятием, или порчей. Ее сила безгранична, особенно если группа людей использует ее по отношению к одному человеку. Смерть в результате вудуистского обряда (когда все жители дерев ни дают одному человеку так называемый «глаз дьявола») – именно такой случай. Безумие, или так называемая шизофрения, – это цивилизованный вариант смерти от вудуистского проклятия – психологическое убийство человека путем коллективного использования черной магии.

Очень важно понимать, что маленький ребенок беззащитен перед злым волшебством. Семейная ситуация, в ко торой Ребенок отца или матери принимает на себя функции Родителя, сравнима с положением в концентрационном лагере, где двое рослых и сильных надзирателей терроризируют (физически и психологически) трехлетнего узника. Это сравнение оправдано, так как власть запретов в некоторых сценариях невозможно преувеличить. Мы еще вернемся к этому вопросу в главе, касающейся терапии.

Следовательно, сценарий является результатом решения, которое ребенок принимает, выбирая между своими потребностями и ожиданиями и требованиями и запретами, которые он встречает в семейном кругу. Сценарная матрица (см. рис. 5) помогает наглядно представить силы, которые влияют на это решение. Диаграмма показывает, что вклад родителей в то, какое решение будет принято, является огромным, особенно в раннем детстве, когда другие люди не общаются с ребенком. Эта позиция находится примерно посредине между крайней социологической точкой зрения, которая считает личность стопроцентным продуктом внешних влияний, и крайней психологической, которая рассматривает поведение как результат действия исключительно внутренних сил.

Когда ожидание ребенка, что его будут защищать и о нем будут заботиться, не оправдывается, у него формируется основа жизненного сценария. Это похоже на то, как если бы посторонние силы препятствовали росту ребенка: пока он не уступит этим силам, жизнь будет для него трудна, часто невыносима. Таким образом, ребенку приходится отказаться от своих естественных прав и приспособить свои ожидания к ситуации. Этот процесс является решающим для формирования сценария и называется решением .

Сценарное решение – это изменение ребенком своих ожиданий в соответствии с реальностью.

Время решения

Разные люди принимают сценарное решение в разном возрасте. При нормальном течении жизни решение относительно того, кем человек хочет быть и каких целей добиваться, должно приниматься поздно, так как для выбора необходима информация. В случае, если ребенок не испытывает неоправданного давления на себя, важные решения относительно жизненного пути принимаются не раньше отрочества.

Сценарий возникает в результате решения, принятого под давлением обстоятельств задолго до того возраста, в котором возможно принятие обдуманного решения.

Эмоциональные нарушения можно разделить по их степени, или зловредности. Психоз (шизофренический или депрессивный), саморазрушительное поведение наподобие алкоголизма – это трагические сценарии , или сценарии третьей степени. Они основаны на запретах третьей степени, сообщенных человеку в раннем детстве. Так называемые невротические расстройства, равно как и обычная несчастливость, – это банальные сценарии пер вой и второй степени, основанные на запретах и (или) предписаниях соответственно первой и второй степени. Такие решения принимаются в подростковом возрасте.

Качество решения зависит от уровня развития интеллектуальных навыков Маленького Профессора на момент принятия решения. Восприятие и логическая способность Маленького Профессора отличается от таковой Взрослого. Кроме того, Маленькому Профессору приходится оперировать неполной информацией, ввиду того что его источники информации ограничены. Как правило, чем раньше человек принимает сценарное решение, тем более неполны данные и несовершенна логика, которыми пользуется Маленький Профессор при принятии этого решения.

Принятие решения облегчает маленькому человеку жизнь и повышает его сиюминутную удовлетворенность жизнью. Например, молодой человек, чья мать не поощряла в нем проявления мужественности, вспоминал, что она бывала очень недовольна, когда он играл с грубы ми соседскими мальчишками. Кроме того, он замечал, что, когда он подражал своим товарищам по играм, его мать расстраивалась. Он не находил никакой поддержки «мальчишеского» поведения со стороны отца, который был на стороне жены в том, что касалось мужественности и физической активности. Малышу хотелось быть таким, как все, но это желание встречало такое сильное сопротивление и давление со стороны матери, что однажды, в определенный день определенного месяца определенного года, он решил, что хочет быть «хорошим маленьким мальчиком своей мамы». Очевидно, что это решение сильно облегчило ему жизнь. Когда в тридцать пять лет он обратился к психотерапевту, он выглядел именно так, как полагается выглядеть хорошим мальчикам, – аккуратно и чисто одетым, вежливым, подтянутым, тактичным и уважительным. К сожалению, решение, которое помогло ему в десятилетнем возрасте, сейчас причиняло ему страдания. Его решение повлияло на его сексуальную жизнь: он практиковал такие деперсонализованные формы сексуальной активности, как вуайеризм и мастурбация, что совершенно отвечало маминому идеалу хорошего, тихого маленького мальчика. Решение повлияло и на профессиональную жизнь молодого человека, так как в любой работе он считал необходимым выполнять мамины требования. Из-за этого все его поступки носили детский характер и были окрашены в тона уступки, смешанной с горечью. Горечь возникала оттого, что, хотя он и решил быть хорошим мальчиком, это решение заставило его подавить гнев и раздражение.

Нужно заметить, что в случае травматического невроза – нарушения, вызванного травматическим событием, – также имеет место сценарное решение, которое принимается в результате внезапного и сильного, а не продолжительного, как в других случаях, давления обстоятельств.

Одним из важных наборов запретов и предписаний, которые заставляют ребенка принимать сценарное решение в раннем возрасте, является программирование половой роли. В соответствии с половыми ролями все человечество разделяется на два лагеря, обитатели которых должны отличаться по ряду важных признаков. На мой взгляд, сценарий половой роли причиняет человеку не меньше вреда, чем любой другой, и последствия действия такого сценария я продемонстрирую в главе, посвященной мужским и женским банальным сценариям.

«Хорошие» сценарии или жизненные планы, которые содержат социально одобряемые действия (как, например, сценарий мученика, героя, инженера, врача, политика или священника), также могут быть результатом преждевременного решения. В целом такой сценарий может показаться полезным для человека, хотя принимать решение несамостоятельно и не имея полной необходимой информации все равно вредно.

Чтобы личность и ее жизненный путь были свободны от сценариев, решение должно приниматься тогда, когда у человека имеется достаточно информации для него при отсутствии давления и при наличии автономии.

Форма решения

Эрик Эриксон называет позицию, с которой ребенок появляется на свет, позицией базового доверия . Он пишет, что в основе этой позиции лежат чувства ребенка, который ощущает себя как одно целое с миром и мир как одно целое с собой. Они наиболее ярко выражены в те моменты, когда мать, например, кормит малыша грудью или укачивает его на руках, и, конечно же, полностью проявляются in utero (в утробе матери. – Примеч. пер. ).

Транзактный анализ описывает чувство базового доверия как первую и основную из четырех экзистенциальных позиций («Я в порядке, Ты в порядке», «Я не в порядке, Ты в порядке», «Я в порядке, Ты не в порядке» и, наконец, «Я не в порядке, Ты не в порядке»).

Первичная позиция – «Я в порядке, Ты в порядке» – основана на биологической связи ребенка и матери, где мать безусловно откликается на все нужды ребенка. Например, когда котенок голоден и пищит, кошка-мать находит его и подставляет ему сосок. Эту реакцию можно интерпретировать и как проявление материнского инстинкта, и как автоматическую реакцию на стимул: кошка кормит котенка, чтобы прекратить неприятный писк. Я привел этот пример, чтобы продемонстрировать естественную реакцию матери на голодного отпрыска, которая гарантирует первичную взаимосвязь матери и ребенка, порождающую у человека базовое доверие ребенка к миру, или первичную позицию – «Я в порядке, Ты в порядке».

Позиция базового доверия – это позиция Принца (Принцессы), естественная для новорожденных и очень маленьких детей. Причина, по которой ребенок заменяет эту позицию другой, «Я не в порядке» или «Ты не в порядке», – это разрыв естественной взаимосвязи между ним и матерью. Забота, которую мать раньше проявляла к малышу безусловно, исчезает. Не уверенный в том, что о нем позаботятся, ребенок приходит к выводу, что либо с ним самим что-то не так, либо с его матерью, либо с ними обоими. Естественно, это решение принимается не без борьбы. Нужны определенные усилия, чтобы убедить Принца в том, что он не Принц, а Лягушка. Есть разница между ребенком, который чувствует, что с ним все в порядке, но ощущает дискомфорт по причине давления внешних обстоятельств, и ребенком, который уже решил, что с ним что-то не так, и таким образом приспособился к дискомфортному окружению. В ситуациях вроде этой происходит выбор: оставаться Принцем, несмотря на внешнее давление, или стать Лягушкой, уступив ему.

Превращение в Лягушку требует не только перехода от позиции «Я в порядке» к позиции «Я не в порядке», но и сознательных усилий по созданию представления о том, в какую лягушку ты превратился.

Лягушки, Принцы и Принцессы

Сценарий заставляет человека вести себя, как если бы он не был самим собой. Причем это больше, чем простое подражание или внешняя маскировка. Когда ребенок не в состоянии объяснить причины давления, под которым он находится, он претворяет свое решение стать другим человеком в сознательный образ. Этот образ берется из сказок, мифологии, кино, комиксов, телепередач или из реальной жизни. Мифическая личность воплощает в себе решение дилеммы, стоящей перед ребенком. Например, мистер Сальвадор ассоциировал себя с личностью Иисуса Христа. Он вспоминал, что в детстве родители обвиняли его в убийстве младшего брата. Их мотивы ему бы ли неизвестны. Также он никогда не знал, в шутку или всерьез они это говорили. Тем не менее в детском возрасте мистеру Сальвадору пришлось объяснить для себя это обвинение. Он был воспитан в католической вере, знал катехизис и решил, что должен, как Иисус, искупить свой «первородный грех», живя праведной жизнью. Таким образом, сценарий мистера Сальвадора был основан на биографии Иисуса Христа. В течение жизни он сознательно поддерживал эту идентичность, три-четыре раза в день думая о своем сходстве с Христом. Например, однажды он попросился переночевать у друга. Друг отказал ему, и, выходя из его дома, Сальвадор услышал собственные слова: «Не было им места в гостинице». В другой раз, переживая крайне несчастливые времена своей жизни, мистер Сальвадор поранил лоб. У него потекла кровь, и перед его глазами встало видение тернового венца: в этом случае самоидентификация также была осознанной. Такое сознательное отождествление себя с неким лицом – частое проявление сценария.

Характер, выбранный для имитации, может быть как вымышленным, так и реальным. Так, мистер Джуниор идентифицировал себя с отцом, умершим, когда ему было семь лет. Мистер Джуниор создал этот образ частично на основании своих обрывочных воспоминаний, частично – рассказов матери. Мистер Нит, напротив, подражал капитану Марвелу из комикса, который он прочел в двенадцать лет, – вымышленной личности, отчасти похожей на робота.

Выбранный для подражания характер может быть сложнее или проще. Например, образ Христа у мистера Сальвадора был сложной компиляцией всего, что он знал и думал о нем в возрасте, когда принял свое сценарное решение. Он почерпнул знания о Христе из катехизиса и Библии, но снабдил его портрет и несколькими деталями от себя. Например, в детстве он думал, что «Иисус делал это с Марией Магдалиной»: то есть он считал, что Христос не воздерживался от половых контактов и вступал в связи с женщинами, которых утешал и о которых заботился. Такое специфическое понимание образа Спасителя позже воплотилось в конкретные действия: он проявлял сексуальную активность в отношениях с женщинами, которые обращались к нему за помощью.

Мистер Бруто списал свой образ с картины «Мужчина с мотыгой», изображавшей человека, перегруженного непосильной ношей. Мистер Бруто всю жизнь тяжело работал, никогда не задумываясь о причине этого и никогда не возмущаясь.

Нужно заметить, что ребенок, выбирая мифологический прототип, обязательно перерабатывает особенности и обстоятельства его жизни, приспосабливая их к своей ситуации. Именно поэтому при диагностике сценария не обходимо понять, как именно человек интерпретирует образ героя, а не ориентироваться на стереотипное представление о нем.

Родители часто бывают шокированы тем, как реализуется сценарий их ребенка, и им бывает трудно понять, что именно они сыграли решающую роль в формировании этого сценария. Родители хотят, чтоб дети их слушались, но, когда дети на основе их запретов и предписаний разрабатывают свой сценарий, они приходят в ужас при виде результата. Классический пример – это история Бадди, восемнадцатилетнего подростка, который решил, что ему «ничего ни от кого не надо». Это решение проявлялось в крайней вспыльчивости в ответ на давление со стороны родительских фигур. Его гнев был неконтролируем, и, начиная с четырнадцати лет, его регулярно госпитализировали. Бадди помнил, что, когда в шесть лет он бегал за своей старшей сестрой с мясницким ножом, его мать сказала: «Ты слишком маленький , чтобы гоняться за сестрой с ножом!» Иными словами, мать, считая такое поведение допустимым в восемнадцать лет, сказала «фи!», увидев, что Бадди взял нож в руки раньше времени. Аналогично мужчина, который испытывает сексуальное влечение к своей дочери, подталкивает ее к тому, чтобы она сексуально одевалась и сексуально вела себя. Однако, когда он узнает, что тринадцатилетняя дочь беременна, ему трудно признаться себе, что она просто следовала его указаниям. Аналогичная ситуация встречается в «историях болезни» алкоголиков и наркоманов. Они рассказывают, что их родители были в шоке, узнав, что их сын – наркоман или алкоголик, хотя сами много лет показывали ему, как справляться со стрессом с помощью спиртного.

Транзактный анализ сценариев

Сценарии исследуют многие ученые, каждый из которых (или каждая группа которых) расставляет акценты по-своему.

Я отношу себя к сторонникам «транзактного анализа жизненных сценариев» и придаю основное значение транзакционному аспекту. Этим мои воззрения отличаются от воззрений людей, практикующих структурный анализ сценариев, который, на мой взгляд, по духу ближе к психоанализу, чем к транзактному анализу.

О структурном анализе сценариев написано много работ. Эти исследования детально рассматривают сценарные матрицы, источники и содержание запретов и предписаний.

Мой интерес к тонкостям сценариев – практический интерес. Он служит желанию помочь клиенту освободить ся от вредоносного родительского и культурного программирования. Как мне кажется, анализ сценария должен быть направлен на поиск пути отмены старого решения и стратегии изменения. Детальное изучение исторических и структурных аспектов сценария кажется мне лишним. Информация о структуре сценария нужна для того, чтобы выдвинуть правильную стратегию решения проблемы, а некоторая дополнительная информация имеет эстетическую ценность, так как позволяет дать элегантное объяснение прошлым и настоящим событиям. Однако, как мне кажется, важнейшие для транзактного анализа сценариев факты – это транзакции, происходящие «здесь и сейчас».

Поэтому мне важнее понять, «что я могу сделать сейчас, чтобы освободиться от своего прежнего решения не доверять никому», чем «было ли решение не доверять никому результатом запретов, исходивших от Ребенка отца или от Ребенка матери».

Структурный анализ сценариев умножает число подразделений состояний Я (последний рекорд – 28). Транзактный анализ сценариев приумножает техники , которые транзактный аналитик сможет использовать для решения проблем своих пациентов в групповой работе. Структурный анализ сценариев проводится в процессе индивидуальной работы. Транзактный анализ сценариев лучше идет в группе, так как требует анализа живого взаимодействия между людьми.

Три основных жизненных сценария

Чтобы разработать стратегию изменения, необходимо не только знать, из чего состоит сценарий, но и верно соотнести сценарий пациента с одной из трех возможных разновидностей сценариев.

Жизненный путь человека искажается сценарным программированием в трех отношениях. За то время, что я работаю психотерапевтом, я обнаружил, что все эмоциональные нарушения можно разделить на три группы «случаев»: несчастливые люди либо страдают от депрессии, которая может довести их до самоубийства, либо «сходят с ума», либо у них формируется зависимость от одного из наркотических веществ. Поэтому я назвал три основных жизненных сценария, соответствующих этим нарушениям, – «Отсутствие любви», «Безумие» и «Безрадостность», или «Без любви», «Без разума» и «Без радости».

Депрессия, или сценарий «без любви»

Огромное количество людей в этой стране находится в постоянном безуспешном поиске близких отношений. С этой трудностью чаще сталкиваются женщины, что происходит по нескольким причинам: женщины более чувствительны к наличию (отсутствию) любви в их жизни и потому хуже переносят одиночество и неудовлетворительные отношения. Недостаток необходимых поглаживаний, затем хронический голод по поглаживаниям, который завершается самоубийством, глубочайшей депрессией или крайней ее формой (кататонией), – вот знакомый многим путь страдания. Сценарий «Без любви» формируется в результате усвоения режима экономии поглаживаний, то есть набора запретов, ограничивающих свободный обмен поглаживаниями между людьми. Экономия поглаживаний подавляет у ребенка естественную способность любить и не дает ему развивать навыки близ кого общения. Она обычно ведет к депрессии с доминирующим чувством «меня никто не любит» или «я недостоин любви».

Сумасшествие, или сценарий «без разума»

Другая большая группа людей живет с постоянным страхом сойти с ума, и, если верить статистике, 1 % из них уже госпитализирован. В каждом городе есть своя психиатрическая больница: в Энн Арбор – Ипсиланти, в Нью-Йорке – Бельвю, в Сан-Франциско – Напа и Эгнью, в Мехико – Ла Кастанеда и т. д. Страхом сумасшествия страдают больше людей, чем кажется; очень многих преследует образ местного «желтого дома», в который их отвезут, если они потеряют контроль над собой.

Конец ознакомительного фрагмента.


Клод Штайнер

Сценарии жизни людей

Школа Эрика Берна

Сценарии жизни - то, что мы выбираем, но можем не выбирать!

Книга Клода Штайнера появилась в русском переводе хотя и с временной задержкой, но тем не менее чрезвычайно своевременно. Более ранняя публикация в России работ Эрика Берна в конце 80-х и начале 90-х годов XX века, с одной стороны, привлекла внимание читателей к проблематике практической психологии, а с другой стороны, оставила транзактный анализ в памяти большинства лишь как одну из более или менее распространенных в мире концепций, автор которой уже является достоянием истории. Соответствие концепции транзактного анализа реалиям современной России было весьма поверхностным, особенно если учесть перегруженность текстов Берна собственно американской спецификой - эти книги писались только для американцев либо для жителей соседних стран - Канады и Мексики.

С работой Клода Штайнера все обстоит иначе. За прошедшие со времени написания книги годы оказалось, что тенденции психологического развития современного общества, описанные учеником Берна, стали неотъемлемой частью процесса глобализации мировой экономики. И в России, как части мирового сообщества, психологическое развитие общества по Штайнеру (и транзактному анализу) может быть описано в терминах, совпадающих с современными исследованиями различий в национальных культурах. Возможно то, что соответствие идей Штайнера современному миру вообще и России в частности связано с тем, что большую часть его клиентов ко времени написания книги составляли в основном люди, переживающие серьезные жизненные кризисы - алкоголики, наркоманы, преступники и жертвы преступлений и т.п. В этом он радикально отличался от Берна, в практике которого большую часть времени занимали менее «острые» случаи. И если идеи и книги Берна были соотнесены с «нормативным» поведением людей в Америке, то работы Штайнера носят по своей природе интернациональный характер, поскольку страдание не знает политических границ. В связи с этим можно сказать, что мир стал более «страдающим» за последние 20 лет и что дискомфорт людей в начале XXI века связан в основном с драматическими изменениями в политической, экономической и технологической сферах.

Такие описания жизненных сценариев, как «без любви», «без разума» и «без радости», использованные Штайнером в 1974 году, стали к настоящему времени «общими» благодаря статьям во многих газетах и журналах. Понятие «кризиса середины жизни» дополнилось новым - «кризисом первой четверти жизни», поскольку современное общество выдвигает часто невыполнимые требования к молодому поколению, пропагандируя через СМИ обязательность раннего успеха в любом начинании. Возраст высших достижений в жизни под воздействием успехов в спорте и электронной коммерции смещается на жизненный период 18–23 лет, что подготавливает наступление кризиса к 25 годам.

Конкретным воплощением современности этой книги является сопоставление концептов Штайнера с результатами исследований Г. Хофстеде (1980), в которой описано исследование, проведенное более чем на 80 тысячах сотрудников корпорации IBM в 53 странах мира, выделено четыре фактора, лежащих в основе различий между национальными культурами:

Дистанция власти (характеристика, показывающая степень готовности не обладающих властью членов общественных институтов данной национальной культуры согласиться с тем фактом, что власть в обществе распределена неравномерно);

Индивидуализм/коллективизм (индивидуализм характерен для национальных культур, в которых связи между индивидуумами не очень тесны и от людей ожидается, что они будут заботиться прежде всего о себе и, возможно, о своих наиболее близких родственниках; коллективизм характерен для национальных культур, в которых люди с рождения интегрированы в сплоченные группы, которые на протяжении всей жизни защищают их в обмен на лояльность);

Мужественность/женственность (мужественность соответствует национальным культурам, четко разделяющим тендерные - социальные мужские и социальные женские - роли, при этом мужские роли являются более конфронтационными и ориентированными на материальный успех, женские же - более мягкими и направленными на улучшение качества жизни; женственность соответствует национальным культурам, в которых четкое социальное разделение тендерных ролей отсутствует);

Избегание неопределенности (характеристика, показывающая уровень психологического дискомфорта, переживаемого членами данной национальной культуры при столкновении с неизвестными ранее жизненными ситуациями). Понятие дистанции власти в национальной культуре совпадает с идеей Штайнера о сценарии беспомощности (глава 11), то есть о ситуации, когда в семье ребенок проживает ситуации его «спасения» и учится быть беспомощным. В западных цивилизациях отдельный гражданин может сокращать дистанцию власти за счет существования демократических институтов, но это требует его осознанного выбора, и об этом пишет Штайнер.

Просмотров